Agatha Christie 'Five Little Pigs' - Агата Кристи 'Пять поросят'

I have set down here the full story of my meeting with Amyas Crale, up to the time of his tragic death.

I saw him first at a studio party. He was standing, I remember, by a window, and I saw him as I came in at the door. I asked who he was. Someone said: "That’s Crale, the painter." I said at once that I’d like to meet him.

We talked on that occasion for perhaps ten minutes. When any one makes the impression on you that Amyas Crale made on me, it’s hopeless to attempt to describe them. If I say that when I saw Amyas Crale, everybody else seemed to grow very small and fade away, that expresses it as well as anything can.

Immediately after that meeting I went to look at as many of his pictures as I could. He had a show on in Bond Street at the moment, and there was one of his pictures in Manchester and one in Leeds and two in public galleries in London. I went to see them all. Then I met him again.

Я излагаю здесь всю историю моих отношений с Эмиасом Крейлом, начиная с нашего знакомства и до дня его трагической гибели.

Впервые я увидела его на приеме у одного художника. Он стоял, помнится, у окна, и я заметила его, как только вошла в комнату. Я спросила, кто это. Мне ответили: "Крейл, художник". И я сказала, что хотела бы с ним познакомиться.

В тот раз нам удалось поговорить, наверное, минут десять. Когда человек производит такое впечатление, какое Эмиас Крейл произвел на меня, попытка описать его бесполезна. Если я скажу, что, когда увидела Эмиаса Крейла, все остальные показались мне ничтожными и неприметными, это, пожалуй, будет точнее всего.

Сразу после нашего знакомства я отправилась смотреть его картины. У него была в ту пору выставка на Бонд-стрит, одна из его картин была выставлена в Манчестере, еще одна - в Лидсе и две в публичных галереях в Лондоне. Я посмотрела их все. Затем мы снова с ним встретились.

I have set down here the full story of my meeting with Amyas Crale, up to the time of his tragic death.

I saw him first at a studio party. He was standing, I remember, by a window, and I saw him as I came in at the door. I asked who he was. Someone said: "That’s Crale, the painter." I said at once that I’d like to meet him.

We talked on that occasion for perhaps ten minutes. When any one makes the impression on you that Amyas Crale made on me, it’s hopeless to attempt to describe them. If I say that when I saw Amyas Crale, everybody else seemed to grow very small and fade away, that expresses it as well as anything can.

Immediately after that meeting I went to look at as many of his pictures as I could. He had a show on in Bond Street at the moment, and there was one of his pictures in Manchester and one in Leeds and two in public galleries in London. I went to see them all. Then I met him again.

Я излагаю здесь всю историю моих отношений с Эмиасом Крейлом, начиная с нашего знакомства и до дня его трагической гибели.

Впервые я увидела его на приеме у одного художника. Он стоял, помнится, у окна, и я заметила его, как только вошла в комнату. Я спросила, кто это. Мне ответили: "Крейл, художник". И я сказала, что хотела бы с ним познакомиться.

В тот раз нам удалось поговорить, наверное, минут десять. Когда человек производит такое впечатление, какое Эмиас Крейл произвел на меня, попытка описать его бесполезна. Если я скажу, что, когда увидела Эмиаса Крейла, все остальные показались мне ничтожными и неприметными, это, пожалуй, будет точнее всего.

Сразу после нашего знакомства я отправилась смотреть его картины. У него была в ту пору выставка на Бонд-стрит, одна из его картин была выставлена в Манчестере, еще одна - в Лидсе и две в публичных галереях в Лондоне. Я посмотрела их все. Затем мы снова с ним встретились.

I said: ‘I’m quite rich, you know. I can afford to pay well for it."

He said: "Why are you so anxious for me to paint you?"

I said: "Because I want it!"

He said: "Is that a reason?"

And I said: "Yes, I always get what I want."

He said then: "Oh, my poor child, how young you are!"

I said: "Will you paint me?"

He took me by the shoulders and turned me towards the light and looked me over. Then he stood away from me a little. I stood quite still, waiting.

He said: "I’ve sometimes wanted to paint a flight of impossibly-coloured Australian Maccaws alighting on St Paul’s Cathedral. If I painted you against a nice traditional bit of outdoor landscape, I believe I’d get exactly the same result."

I said: "Then you will paint me?"

He said: "You’re one of the loveliest, crudest, most flamboyant bits of exotic colouring I’ve ever seen. I’ll paint you!"

I said: "Then that’s settled."

He went on: "But I’ll warn you, Elsa Greer. If I do paint you, I shall probably make love to you."

"Я, знаете ли, довольно богата. И могу как следует оплатить вашу работу,"  сказала я.

"А почему вам так хочется, чтобы я вас написал?" спросил он.

"Хочется, и все,"  ответила я.

"Разве это веская причина?"  спросил он.

"Да. Я всегда добиваюсь того, чего хочу,"  ответила я.

"О, бедное дитя, как же вы еще молоды!" воскликнул он.

"Так вы напишете меня?"  настаивала я.

Он взял меня за плечи, повернул к свету и осмотрел с головы до ног. Потом сделал шаг назад. Я стояла молча, в ожидании.

"Порой мне хотелось написать полет красочных австралийских макао, садящихся на купол собора святого Павла. Если я напишу вас на фоне нашего обычного загородного пейзажа, мне кажется, я добьюсь того же результата."

"Так вы согласны?" - спросила я.

"Вы одно из когда-либо виденных мною прекраснейших созданий, насыщенных яркими, сочными, экзотическими красками. Я вас напишу!"

"Значит, решено,"  подытожила я.

"Но я должен предупредить вас, Эльза Грир," продолжал он,  "если я буду вас писать, я, наверное, буду добиваться близости с вами."

I said: "I hope you will…"

I said it quite steadily and quietly. I heard him catch his breath, and I saw the look that came into his eyes. You see, it was as sudden as all that. A day or two later we met again. He told me that he wanted me to come down to Devonshire-he’d got the very place there that he wanted for a background.

He said: "I’m married, you know. And I’m very fond of my wife."

I said if he was fond of her she must be very nice.

"Very nice," he said "In fact, she’s quite adorable-and I adore her. So put that in your pipe, young Elsa, and smoke it."

"Я на это надеюсь..." отозвалась я.

Я произнесла эти слова твердо и спокойно. И услышала, как у него перехватило дыхание, увидела, как загорелись глаза. Вот как внезапно все это началось.

Через день-другой мы снова встретились. Он хочет, сказал он, чтобы я приехала к нему в Девоншир - там у него есть такое место, на фоне которого он и собирается меня писать.

"Я женат, вы, наверное, знаете? И очень люблю свою жену."

"Я заметила, что, если он очень любит свою жену, значит, она славная женщина."

"Исключительно славная,"  сказал он. "По правде говоря,"  продолжал он,  "она прелестный человек, и я ее обожаю. Поэтому примите это к сведению, милая Эльза, и ведите себя соответственно."

I told him that I quite understood.

He began the picture a week later. Caroline Crale welcomed me very pleasantly. She didn’t like me much-but, after all, why should she? Amyas was very circumspect. He never said a word to me that his wife couldn’t have overheard, and I was quite polite and formal to him. Underneath, though, we both knew.

After ten days he told me I was to go back to London.

I said: "The picture isn’t finished."

He said: "It’s barely begun. The truth is, I can’t paint you, Elsa."

I said: "Why?"

He said: "You know well enough why, Elsa. And that’s why you’ve got to clear out. I can’t think about the painting-I can’t think about anything but you."

Он начал работу над картиной через неделю. Кэролайн Крейл встретила меня довольно радушно. Я ей не очень понравилась - собственно говоря, почему я должна была ей понравиться? Эмиас вел себя осторожно. Он не сказал мне ни слова, которого не должна была бы услышать его жена, я тоже держалась с ним почтительно и формально. Но мы оба понимали - это лишь видимость.

Спустя десять дней он велел мне возвращаться в Лондон.

"Картина еще не закончена,"  сказала я.

"Она толком и не начата,"  объяснил он. "Честно говоря, я не могу писать вас, Эльза."

"Почему?"  спросила я.

"Вы сами знаете почему,"  ответил он. "И поэтому вам придется убраться отсюда. Я не могу сосредоточиться, потому что думаю только о вас."