"'In order to reach the billiard-room I had to descend a flight of stairs and then to cross the head of a passage which led to the library and the gun-room. You can imagine my surprise when, as I looked down this corridor, I saw a glimmer of light coming from the open door of the library. I had myself extinguished the lamp and closed the door before coming to bed. Naturally my first thought was of burglars. The corridors at Hurlstone have their walls largely decorated with trophies of old weapons. From one of these I picked a battle-axe, and then, leaving my candle behind me, I crept on tiptoe down the passage and peeped in at the open door.

Чтобы добраться до бильярдной, мне нужно было спуститься на один лестничный пролёт и затем пересечь переднюю часть коридора, ведущего в библиотеку и кв комнату для ружей. Можете представить моё изумление, когда заглянув в коридор, я увидел тусклый свет, исходивший из открытой двери библиотеки. Я погасил лампу и закрыл дверь, прежде чем отправиться спать. Разумеется, первой моей мыслью была мысль о грабителях. Стены коридоров в Херлстоне щедро украшены трофейным старинным оружием. с одной из них я схватил боевой топор и, оставив свечу, я прокрался на цыпочках по коридору и заглянул в открытую дверь.

Brunton, the butler, was in the library. He was sitting, fully dressed, in an easy-chair, with a slip of paper which looked like a map upon his knee, and his forehead sunk forward upon his hand in deep thought. I stood dumb with astonishment, watching him from the darkness.

A small taper on the edge of the table shed a feeble light which sufficed to show me that he was fully dressed. Suddenly, as I looked, he rose from his chair, and walking over to a bureau at the side, he unlocked it and drew out one of the drawers. From this he took a paper, and returning to his seat he flattened it out beside the taper on the edge of the table, and began to study it with minute attention. My indignation at this calm examination of our family documents overcame me so far that I took a step forward, and Brunton, looking up, saw me standing in the doorway. He sprang to his feet, his face turned livid with fear, and he thrust into his breast the chart-like paper which he had been originally studying.

Брантон, дворецкий, был в библиотеке. Он сидел, совершенно одетый, в мягком кресле с листом бумаги на колене, похожим на какую-то карту, оперев лоб в глубокой задумчивости. Я стоял, онемев от изумления, и наблюдал за ним из темноты.

Маленькая свечка на краю стола отбрасывала слабый свет, которого было достаточно, чтобы показать мне, что дворецкий совершенно одет. Вдруг, в то время, как я продолжал смотреть, он встал с кресла, и, подойдя к бюро в стороне, отпер его и выдвинул один из ящиков. Из него он вытащил какую-то бумагу и, вернувшись на место, он разгладил её возле свечи на углу стола и стал рассматривать очень внимательно. Ярость из-за этого спокойного изучения наших фамильных документов настолько переполнила меня, что я шагнул вперёд, и Брантон, подняв глаза, увидел, что я стою в дверях. Его лицо побледнело от страха и он сунул в нагрудный карман похожий на карту лист бумаги, который он только что изучал.

'So!' said I. 'This is how you repay the trust which we have reposed in you. You will leave my service tomorrow.'

He bowed with the look of a man who is utterly crushed, and slunk past me without a word. The taper was still on the table, and by its light I glanced to see what the paper was which Brunton had taken from the bureau. To my surprise it was nothing of any importance at all, but simply a copy of the questions and answers in the singular old observance called the Musgrave Ritual. It is a sort of ceremony peculiar to our family, which each Musgrave for centuries past has gone through on his coming of age—a thing of private interest, and perhaps of some little importance to the archaeologist, like our own blazonings and charges, but of no practical use whatever.'

'We had better come back to the paper afterwards,' said I.

'Так!' сказал я. 'Вот как Вы отплачивает за доверие, оказанное Вам. Завтра же Вы оставите свою службу.'

Он поклонился с видом человека, который совершенно подавлен, и проскользнул мимо меня без единого слова. Свеча по-прежнему стояла на столе и при её свете я посмотрел что это за бумага, которую Брантон достал из бюро. К моему удивлению, она не представляла никакой ценности, а была копией вопросов и ответов, при необычном старинном обряде, называемом 'Обряд дома Месгрейвов'. Это своего рода ритуал, характерный для нашего рода, который каждый Месгрейв уже несколько веков проходит при достижении совершеннолетия - он представляет частный интерес и, возможно, имеет небольшое значение для археолога, как вообще наша геральдика, но никакого практического интереса не представляет.

'Лучше вернуться к этой бумаге позже,' сказал я.

'If you think it really necessary,' he answered, with some hesitation.

'To continue my statement, however: I relocked the bureau, using the key which Brunton had left, and I had turned to go when I was surprised to find that the butler had returned, and was standing before me.

'Mr. Musgrave, sir,' he cried, in a voice which was hoarse with emotion, 'I can't bear disgrace, sir. I've always been proud above my station in life, and disgrace would kill me. My blood will be on your head, sir—it will, indeed—if you drive me to despair. If you cannot keep me after what has passed, then for God's sake let me give you notice and leave in a month, as if of my own free will. I could stand that, Mr. Musgrave, but not to be cast out before all the folk that I know so well.'

'Если Вы считаете, что это действительно необходимо,' ответил он с некоторым колебанием.

Однако, продолжу изложение. Я снова запер бюро, используя ключ, оставленный Брантоном, и обернулся, чтобы уйти, но вдруг с удивлением обнаружил, что дворецкий вернулся и стоит передо мной.

'Господин Месгрейв, сэр,' вскричал он голосом, хриплым от волнения, 'я не вынесу позора, сэр. Я занимал небольшое место, но у меня есть гордость и бесчестье убьёт меня. Моя кровь будет на вашей совети, именно так, если Вы доведёте меня до отчаяния. Если Вы не можете оставить меня после того, что случилось, тогда, ради Бога, позвольте мне уведомить Вас об уходе и уйти в течение месяца, будто по собственному желанию. Я могу это вынести, мистер Месгрейв, но только не изгнание на глазах всех этих людей, которых я так хорошо знаю.'

'You don't deserve much consideration, Brunton,' I answered. 'Your conduct has been most infamous. However, as you have been a long time in the family, I have no wish to bring public disgrace upon you. A month, however is too long. Take yourself away in a week, and give what reason you like for going.'

'Only a week, sir?" he cried, in a despairing voice. "A fortnight—say at least a fortnight!'

'A week,' I repeated, 'and you may consider yourself to have been very leniently dealt with.'

He crept away, his face sunk upon his breast, like a broken man, while I put out the light and returned to my room.

'Вы не заслуживаете того, чтобы с Вами много церемонились, Брантон,' ответил я. 'Ваше поведение было крайне постыдным, тем не менее, поскольку Вы так долго прослужили в нашей семье, я не хочу подвергать Вас общественному позору. Однако месяц - это слишком долго. Уходите через неделю, причину назовите какую угодно.'

'Только неделя, сэр?' вскричал он с отчаянием. 'Две недели - дайте хотя бы две недели!'

'Неделя,' повторил я, 'и можете считать, что с Вами обошлись очень мягко.'

Он медленно побрёл прочь, опустив голову на грудь, совершенно уничтоженный, а я погасил свет и вернулся к себе в комнату.