"These," said he, "are all that I have left to remind me of the adventure of the Musgrave Ritual."

I had heard him mention the case more than once, though I had never been able to gather the details.

"I should be so glad," said I, "if you would give me an account of it."

"And leave the litter as it is?" he cried, mischievously. "Your tidiness won't bear much strain after all, Watson. But I should be glad that you should add this case to your annals, for there are points in it which make it quite unique in the criminal records of this or, I believe, of any other country. A collection of my trifling achievements would certainly be incomplete which contained no account of this very singular business.

"Это всё, что я оставил себе на память о деле, связанном с обрядом дома Месгрейвов," сказал он.

Я слышал, как он упоминал об этом деле не раз, хотя я никак не мог добиться подробностей от него.

"Я был бы очень рад," сказал я, "если бы Вы рассказали мне о нём."

"И оставил этот беспорядок?" насмешливо воскликнул он. "Всё-таки ваша аккуратность не выдержит большего напряжения, Ватсон. Однако, я буду рад, если вы добавите это дело к своим записям, потому что в нём есть такие моменты, которые делают его совершенно уникальным в хронике преступлений этой, да и, полагаю, любой другой страны. Коллекция моих незначительных достижений, несомненно, была бы неполной, если бы не включала в себя описание этой очень необычной истории."

"You may remember how the affair of the Gloria Scott, and my conversation with the unhappy man whose fate I told you of, first turned my attention in the direction of the profession which has become my life's work. You see me now when my name has become known far and wide, and when I am generally recognized both by the public and by the official force as being a final court of appeal in doubtful cases. Even when you knew me first, at the time of the affair which you have commemorated in 'A Study in Scarlet', I had already established a considerable, though not a very lucrative, connection. You can hardly realize, then, how difficult I found it at first, and how long I had to wait before I succeeded in making any headway.

"Вы, вероятно, помните, как происшествие с 'Глорией Скотт' и мой разговор с тем несчастным человеком, о судьбе которого я Вам рассказывал, впервые натолкнули меня на мысль о профессии, которая стала делом моей жизни. Вы знаете меня теперь, когда моё имя стало широко известно и когда как общественность, так и официальная полиция признали меня судом последней инстанции в спорных делах. Даже когда Вы только познакомились со мной, во время той истории, которую Вы увековечили в 'Этюде в багровых тонах', у меня уже была значительная, хотя и не очень выгодная практика. Едва ли Вы можете себе представить, как трудно мне было вначале и как долго мне пришлось ждать, прежде, чем удалось добиться успеха.

"When I first came up to London I had rooms in Montague Street, just round the corner from the British Museum, and there I waited, filling in my too abundant leisure time by studying all those branches of science which might make me more efficient. Now and again cases came in my way, principally through the introduction of old fellow-students, for during my last years at the University there was a good deal of talk there about myself and my methods. The third of these cases was that of the Musgrave Ritual, and it is to the interest which was aroused by that singular chain of events, and the large issues which proved to be at stake, that I trace my first stride towards to position which I now hold.

Когда я впервые приехал в Лондон, я снимал комнаты на Монтегю-стрит, совсем рядом с Британским музеем и там ждал, заполняя своё слишком обширное свободное время, изучая все те отрасли науки, которые могли бы сделать меня более квалифицированным. Время от времени ко мне попадали разные дела, главным образом по рекомендации моих бывших сокурсников, поскольку в последние годы в университете там много говорили обо мне и моей методике. Третьим из тех дел было дело 'Обряд дома Месгрейвов', и тот интерес, который был возбуждён и важные вопросы, оказавшиеся под угрозой, явились моим первым шагом к тому положению, которое я сейчас занимаю.

Reginald Musgrave had been in the same college as myself, and I had some slight acquaintance with him. He was not generally popular among the undergraduates, though it always seemed to me that what was set down as pride was really an attempt to cover extreme natural diffidence. In appearance he was a man of exceedingly aristocratic type, thin, high-nosed, and large-eyed, with languid and yet courtly manners. He was indeed a scion of one of the very oldest families in the kingdom, though his branch was a cadet one which had separated from the northern Musgraves some time in the sixteenth century, and had established itself in western Sussex, where the Manor House of Hurlstone is perhaps the oldest inhabited building in the county.

Режинальд Месгрейв учился в том же колледже, что и я, и мы с ним были немного знакомы. Он не был особенно популярен среди студентов, хотя мне всегда казалось, что то, что считали его надменностью, на самом деле было попыткой прикрыть крайнюю врождённую застенчивость. По наружности это был человек чрезвычайно аристократического типа с благородным носом, с большими глазами, с вялыми, но утончёнными манерами. Он и в самом деле был отпрыском одного из древнейших родов в королевстве, хотя его ветвь и была младшей, которая отделилась от северных Месгрейвов в шестнадцатом веке и обосновалась в Западном Суссексе, где замок Херлстон, вероятно, является самым старинным обитаемым зданием графства.

Something of his birth place seemed to cling to the man, and I never looked at his pale, keen face or the poise of his head without associating him with gray archways and mullioned windows and all the venerable wreckage of a feudal keep, and I can remember that more than once he expressed a keen interest in my methods of observation and inference.

For four years I had seen nothing of him until one morning he walked into my room in Montague Street. He had changed little, was dressed like a young man of fashion—he was always a bit of a dandy—and preserved the same quiet, suave manner which had formerly distinguished him.

'How has all gone with you Musgrave?' I asked, after we had cordially shaken hands.

Казалось, какой-то отпечаток места рождения остался на внешности этого человека, и я никогда не смотрел на его бледное, с острыми чертами  лицо и манеру держать голову, чтобы не ассоциировать его с серыми сводами и многостворчатыми окнами и тому подобными древними, благородными остатками феодального замка. Раз или два нам довелось побеседовать, и я помню, что он неоднократно проявлял живой интерес к моим методам наблюдения и выводов.

Четыре года я его не видел, пока однажды утром он не вошёл в мою комнату на Монтегю-стрит. Он мало изменился, был одет, как модный молодой человек - он всегда был немного франтом - и сохранил те же спокойные, обходительные манеры, которые прежде отличали его.

'Как поживаете, Месгрейв?' спросил я после того, как мы сердечно пожали руки.